И там профессор Шеффилд уверила меня, что письмо Энтони не может перевесить мои впечатляющие оценки и репутацию в Сан-Диего. Но хотя она не дала мне понять, что мое отвлечение, о котором упомянул в письме мой бывший босс, будет препятствием к участию в программе, она не сказала и обратного.
В ожидании ответа я оставалась в Лондоне. Мне повезло найти фирму в районе South Bank, которой был нужен инженер на время декретного отпуска основного специалиста. Это было простое решение, и там неплохо платили, но в мой первый день там я решила пойти домой пешком вместо метро, только потом сообразив, что пройду мимо квартиры Найла на расстоянии всего в два квартала.
Это был удар под дых.
И поэтому, естественно, ездить на метро вместо пешей прогулки стало совсем невозможно. Каждый день я чувствовала, как мое тело тянется туда, будто внутри меня громадный магнит. И тогда я снова и снова шла прямо, а не поворачивала направо, не смотря на то, что чувствовала: будет больно.
С расстоянием от него и его сдержанностью было трудно справиться; все в нем было логично: Порция была готова к разговору, значит, ему следует ее выслушать. Я всегда поощряла его к разговорам со мной, поэтому, естественно, это сказалось и на Порции.
Я чувствую себя обязанным по крайней мере пойти и послушать, что она хочет сказать.
Полагаю, я попытаюсь быть непредвзятым. Как минимум, я ей должен.
В тот день казалось, что его эмоции так и не появятся, пока не стало слишком поздно. Но для меня происходящее было просто невероятным, и боль эхом звучала у меня в голове.
Даже когда, найдя меня в офисе за сбором вещей, он умолял меня его простить. И даже когда пришел ко мне и сказал, что любит меня.
Я была дурой, что прогнала его тогда. Я понимала это в тот момент. Но еще больше я знала, что, если впустила бы его, часть меня была бы безвозвратно утеряна.
А тишина казалась бесконечной.
Количество Дней, Когда Я Не Разговаривала С Найлом Стеллой:
Пятьдесят девять.
***
В июне я получила письмо из Оксфорда о зачислении в программу Мэгги.
Когда пришла домой с работы, меня ждал безобидный на вид конверт. В последние несколько дней мне было труднее обычного сопротивляться и не приблизиться к дому Найла. В другие дни я бы притворилась, что просто заслушалась песней, или зачиталась новостями на айфоне, и сама мысль, что я могла бы случайно задержаться у него на ступенях и дождаться его, послала резкий удар между ребер. Но сегодня эти игры ума были мучительны. Значит ли это, что я поборола мой гнев? И если да, и если бы я пошла к нему, откроет ли он дверь и, непонимающе глядя на меня и неловко извиняясь, скажет, что я была права, и все закончилось? Что он исчерпал свой запас импульсивности, чтобы снова связываться со мной? Что его жизнь была лучше будучи упорядоченной, нежели с сумасшедшей эмоциональной девушкой?
Проблема была в том, что я одинаково ярко могла представить, как он обнимает меня и как отталкивает. Я знала распорядок Найла, факты его жизни и предпочтения в еде, кофе и одежде. Но я не была уверена, что достаточно знала, что творится у него в душе.
С колотящимся сердцем я вскрыла конверт и трижды перечитала письмо, стискивая его в дрожащих руках. Казалось, я несколько минут не могла дышать и моргать, потому что все случилось. Я еду в Оксфорд и буду учиться у Мэгги. Этот говнюк Энтони не разрушил мои планы.
Еще раз перечитав письмо, я запомнила даты и мысленно вписала их в свой календарь. Осенний триместр программы начинается в сентябре. Это означало, что я могу проработать остаток июня, июль и начало августа, вторую половину которого потрачу на поиск квартиры в Оксфорде.
Конечно же, моим первым порывом было желание позвонить Найлу.
Вместо этого я набрала моей девочке Лондон.
– Руби!
– Ни за что не угадаешь, что произошло! – сказала я, ощущая, что улыбаюсь впервые за пятьдесят девять дней.
– Гарри Стайлз [участник группы One Direction – прим. переводчика] твой новый сосед, и ты купила мне билет?
– Очень смешно, попытка номер два.
Она издала задумчивое «хм-м-м».
– Ну раз ты сейчас гораздо счастливее, чем за последние месяцы, я предполагаю, что ты наконец позвонила Найлу Стелле, он принял тебя с распростертыми объятиями, и ты сейчас лежишь по уши в озере посткоитального блаженства. И под «озером блаженства» я, конечно, имею в виду…
В груди резко заныло, и я ее перебила, больше не в состоянии играть.
– Нет.
Ее тон смягчился.
– Но это звучало очень даже хорошо, правда ведь?
О да. Но перспектива увидеть Найла не могла быть лучше, чем содержание письма в моей руке.
Не могла же ведь, да?
Но едва она это произнесла, я знала, что идея вернуться к Найлу будет ничуть не хуже. Я хотела его так же сильно, как и работать с Мэгги. И впервые с тех пор как меня уволили, я не почувствовала неловкость от того, что предала свою феминистскую сущность, признав, насколько глубоки были мои чувства. Если я вернусь к Найлу, в какие-то дни он будет всей моей жизнью. Другие займет аспирантура. Они будут равными по важности. И это понимание – что я смогу найти баланс, и что, возможно, мне наконец нужно отделить сердце от головы – ослабило напряжение, которое поселилось в моей груди в последние несколько недель.
– Я попала в группу Мэгги, – сказала я. – Только что получила письмо.
Лондон закричала, и с того конца послышались шумы, которые я поняла как победный танец; она уронила телефон, потом подняла и закричала снова.